Татьяна Веретенова
Родилась в Москве в семье филологов. В 1996 году закончила филологический факультет МГУ. Преподавала русский язык и литературу XIX века. Занималась исследованием творчества Гайто Газданова. С 2008 года жила в Индии и Таиланде, вела классы по хатха-йоге, читала лекции по «Йога сутрам» Патанджали, основам аюрведы и ведической астрологии, сотрудничала с аюрведическим госпиталем в Чилианауле (Средние Гималаи). С 2013 живет в Германии, Индии и России попеременно.
Момент получения травмы
О романе Захара Прилепина «Некоторые не попадут в ад»
«Момент получения травмы» — это цитата. На мой взгляд, лучше бы автор назвал свой роман именно так.
«Некоторые не попадут в ад» — документальное, на первый взгляд, повествование («кто-то романы сочиняет — а я там живу») об участии Захара в военных событиях на Донбассе, о его дружбе с главой Донецкой республики Александром Захарченко (Батей), о других его дружбах, о бытовой повседневности, а главное — о несбывшейся мечте, идеалах и свободе. Текст запредельно искренний (как почти всегда у Прилепина) и одновременно наполненный недомолвками и иносказаниями. Описано более трех лет, проведенных Захаром на Донбассе, заканчивается повествование смертью Захарченко (31 августа 2018 года). Почти неотрефлексированная болезненная современность, момент боли и краха: “Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?” Автор сравнивает себя с врачом, и руководящим операцией, которую ему делают, и записывающим “свои впечатления в момент получения травмы”. Война — это травма, крушение идеалов — травма, потеря друга — травма. Страницы наполнены болью, и все это было бы невозможно читать, если бы не авторская ирония и самоирония, если бы не радостная благодарность Богу за каждый прожитый день.
Прилепин показывает, что он сам и бойцы его батальона сражаются за идею независимой Донецкой народной республики, а главный носитель этой идеи — Батя, «живой, родной, удивительный». Основное книге — вера в идею: «Если ты целиком состоишь из веры — ты вообще голый, на ладони. Такой раскрытый, что даже неприятно смотреть. Легче убить». Но война буксует, давно ожидаемое наступление так и не случается, но продолжаются перестрелки и бомбежки, люди гибнут и становятся инвалидами: «…чаемого три предыдущих года подряд — не будет. Не состоится никакого наступления, нет его в Господнем распорядке…». Постепенно Захару становится ясно, что «будет все то же самое, из месяца в месяц. Перестрелки, травмы, похороны, закупки оружия <…> новые инвалиды, бомбежки, похороны». У этой войны не предвидится никакой победной перспективы, а после гибели Захарченко во главе республики оказываются люди с иными идеями. За что тогда сражались? Теряли руки, ноги, становились инвалидами? И как быть Захару с его ответственностью за батальон, за бойцов? Которым он помогал, как мог, но так и не смог стать заступником на самом высоком уровне («Заступись за нас?»). И получается, что «посреди жизни наступила зима».
Роман написан быстро (меньше, чем за месяц) и местами как-то сбивчиво, впопыхах (“тогда это было или не тогда”, “Мамая хоронили — или не Мамая”). Автор не всегда уверен в последовательности событий, но она ему не столь важна — важно «то, что запомнилось». Важно высказать, выговорить все как можно скорее и через это выговаривание, возможно, облегчить травму. Однако при чтении часто возникает впечатление какой-то алкогольной амнезии: персонажи нереально много пьют! Возможно, жанровое определение текста поэтому — “роман-фантасмагория”: сознание повествователя как будто затуманено болью, алкоголем, и он, активно проживая реальность, в то же время стремится дистанцироваться от нее. На обложке рядом оказываются документальное “я так живу” и жанровое “роман-фантасмагория”, то есть получается жизнь-фантасмагория? Опять-таки эта фантасмагоричность (в отличие от документальности) позволяет отделить героя от реального человека, Захара Прилепина, и предположить, что в романе в качестве главного персонажа фигурирует лишь часть его личности, некая ипостась.
Стиль простой, легкий, быстрый (читается на одном дыхании), уникально сочетающий в себе почти блатную лексику, мат и одновременно высокую поэзию: «… что такое стихи: это не слова, и даже не мысль, и не рассказ, — и вообще не смысл, — а только угодивший в силок дух, который вырвался и улетел, но разноцветные перья кружат». Текст романа очень хваткий (захватывающий внимание читателя), в нем ощущается высокий, даже стремительный внутренний темп, и эта выдержанная до самого конца скорость придает цельность этой истории. И эта скорость, иногда почти скороговорка, выделяет роман на фоне всей прозы Прилепина, в основном более размеренной и степенной.
Система образов обусловлена, скажем так, дружескими чувствами главного героя. Почти все донецкие персонажи названы по их позывным: Батя, его помощники Ташкент и Казак, и еще Трамп; личка Захара (личная охрана) — Граф, Тайсон, Шаман, Злой; начальник штаба Араб, комбат Томич; солдаты батальона. Но в романе также есть такие друзья-персонажи: Хаски, Эмир (Кустурица), известный режиссер (Михалков), старик Эд (Лимонов). С точки зрения композиции, последний вообще непонятно, что делает в романе — разве что помогает Захару сделать вывод, «что мы оба проиграли, чего уж тут».
Радует, что в тексте есть такой здравомыслящий персонаж, как жена. Именно она («очень тихо и даже ласково») способна донести до главного героя то, о чем он себе недоговаривает: «Твоя работа — это идеализм <…> Больше никогда не поверю ни в одну твою затею. После такого нельзя снова искренно во что-то верить». Радует и то, что Захар осознает, что существует «всеблагой, беспощадный Господь» и «Господний распорядок» и перед сном привычно повторяет: «Господи, спасибо, спасибо Тебе за Твой удивительный мир!»
Признаюсь: не жалую книги о войне, мне ближе позиция «в моем сознании нет войны». А вот когда в сознании есть война, то и виденье, например, природы приобретает соответствующий ракурс: оказавшись в Европе, главный герой «глазел в окно, начались горы… мысленно я перетащил сюда своих бойцов, начал укрепляться». Тем не менее, стремлюсь уважать и пацифистов, и воинов. Главное, чтобы человек сам хорошо осознавал свое жизненное предназначение. И замечал, где реальность, а где фантасмагория.
Полагаю, Захар Прилепин еще опишет подвиги и героические характеры, которые ему довелось наблюдать на Донбассе — в этом романе многие лишь намечены, едва обозначены. «На Донбассе жило и молча тянуло лямку великое множество людей, которые были несравненно храбрей меня и куда лучше знали военное дело. Которые свершали немыслимые подвиги и не всегда получали за свершенное награды и благодарность. <…> Я никогда не смогу так жить и так умирать». Так, может, и не надо так жить и тем более так умирать, а перенаправить бы уже эту грандиозную творческую энергию с передовой, из окопов да в мирное русло русской литературы? На радость читателям?
И еще один момент. Три года назад Далай-ламе (на его выступлении во Франкфурте) задали вопрос: «Как остановить войны? Прекратить военные конфликты?» И он ответил: «Воспитывайте молодое поколение без агрессии, без военных навыков, больше делайте акцент на творчество». В романе-фантасмагории «Некоторые не попадут в ад» меня огорчили не столько сцены, где бойцы бьют из миномета и запускают особый снаряд «вундер-вафлю» — война есть война, но небольшой эпизод, в котором десятилетняя девочка, дочь Захара, метко стреляет по мишени. Научиться хорошо стрелять не так трудно (я и сама метко стреляла в школьные и университетские годы — в школе научили), а вот разучиться это делать, перестать видеть мишени в окружающем пространстве, перестать попадать в агрессивные ситуации — это сложнее. Короче, дай Бог, чтобы этот навык ей в жизни не пригодился. Мира нам всем.
Спасибо за то, что читаете Текстуру! Приглашаем вас подписаться на нашу рассылку. Новые публикации, свежие новости, приглашения на мероприятия (в том числе закрытые), а также кое-что, о чем мы не говорим широкой публике, — только в рассылке портала Textura!
